Похождения бравого солдата Швейка во время Мировой - Страница 111

111

– Да, да, горе быть женатым! – со вздохом отозвался Юрайда и замолк. Все вокруг уже спало, и слышно было только ритмичное дыхание, посвистывание и храпение; от времени до времени проходил разводящий ефрейтор. Вся местность дышала глубоким покоем, который вдруг был нарушен далекими четырьмя орудийными выстрелами. Швейк почти уже уснул, но мысль, что на французском фронте было бы лучше и что там можно было бы завоевать Париж и музей с поясами целомудрия, не переставала тлеть в егосознании. «Я украл бы один из них и привез бы его в качествевоенной добычи моей фрау Мюллер» – вертелось у него в мозгу. Вольноопределяющийся Марек ворочался сбоку набок, бормоча: «Под градом разрывающихся шрапнелей пионеры построили мост… Выдержать до конца, и победа наша!» – и Юрайда оставался один в этом мире, который подавлял его своей необъятностью.

Накануне боя солдат думает о многих вещах, и официальные историографы и военные корреспонденты пишут о том, как в такие минуты солдаты сливаются душой воедино со своей нацией и своим государством, сколь ничтожной и малоценной представляется им их жизнь по сравнению с интересами всего человечества, и с какой готовностью они жертвуют ею в сознании, что счастье всего человечества стоит выше их собственного – счастья отдельной личности. Может быть, в этом есть доля правды; но Юрайда думал только о том, не обнимает ли в эту минуту кто-нибудь другой его жену в его постели, и ничто другое не интересовало его, так как все его помыслы были обращены к одному этому вопросу. И рядом с ним храпел в здоровом сне бравый солдат Швейк, который, еще уезжая на фронт, решил вопрос о войне следующими словами:

– Честно играть в марьяж для нас важнее, чем вся мировая война.

Утром никто еще ничего не знал, что будет дальше. Капитан Сагнер не получил еще никаких распоряжений по батальону, равно как полковой командир не получил их по полку. Капитан резко оборвал кадета Биглера, пытавшегося пристроить свои познания в чтении карты местности, и пошел с поручиком Лукашем к ручью. Лукаш повторил вчерашнее омовение своих натруженных ног и обожженной солнцем кожи, жалуясь капитану Сагнеру, что с трудом может держаться на лошади; тот ему ответил:

– Пустяки! Пройдет! Это только недостаток практики; тебе следовало поупражняться дома на лошадке-качалке.

Когда роздали кофе, солдаты пришли в видимо хорошее настроение, вытащили из карманов тридцать два листика и принялись играть на спички и хеллеры. И не будь канонады в северном направлении, можно было бы подумать, что это отдых на маневрах.

Около полудня затрещал телефон. Офицеры собрались на совещание, а фельдфебели и взводные принялись кричать:

– Тревога! Тревога! Растак вас, бросай карты. Разве не слышите, что тревога? Бросай, говорю, не то как тресну по затылку…

И пять минут спустя батальон уже выстроился стройными рядами, с ранцами на спине, с винтовками в руках.

Затем батальон усиленным маршем прошагал до поздней ночи. Вперед были высланы дозоры, и установлена необходимая связь. Путь шел через несколько деревень, где виднелись наполовину стершиеся следы происходивших тут боев. На ночлег расположились в каком-то лесу.

Походные кухни подошли только на рассвете. Гуляш, предназначавшийся накануне на обед, был роздан лишь к завтраку. Пушки бухали где-то совсем близко, и многие солдаты утверждали, что слышали ночью даже трескотню пулеметов. У одних это вызвало повышенную нервность, другими же овладела полная апатия, полное равнодушие ко всему, что происходило и должно было еще произойти. Едва успели раздать гуляш, как прискакал конный ординарец, и снова заиграли тревогу. Солдаты обеими руками запихивали себе еду в рот, чтобы не бросить ее. Офицеры опять собрались на совещание, долго разглядывали карту и спорили о направлении; капитан в недоумении покачивал головой, сравнивая карту с указанным ему в приказе направлением. Затем офицеры разошлись по своим ротам, и капитан Сагнер произнес небольшую речь.

– Солдаты! – сказал он. – То, что нам предстоит сейчас, – просто детская игрушка. Возможно, что нам вообще не придется вступить в бой, так как наша бригада составляет третий резерв. Примерно, в двух часах ходьбы отсюда находится один русский батальон, заблудившийся в большом лесу; он там со вчерашнего дня и никак не может оттуда выбраться. Так вот, нашему полку дана задача окружить этот лес и заставить русских сдаться, что они сделают, вероятно, весьма охотно. Возможно, что при этом не будет произведено ни единого выстрела. Поэтому вам нечего бояться. Это повторяю, детская игрушка. Ура, ура, ура!

Люди ответили довольно вялым «ура!» – и капитан Сагнер дал диспозицию, в каком порядке каждая рота должна двинуться вперед. Солдаты, побывавшие уже в боях, ворчали:

– Иисус-Мария, мы составляем третий резерв – стало быть, нас раскатают не позже, как через час. Под Гродеком мы тоже были в третьем резерве, и там все было покончено в три четверти часа. У наших всегда есть третий резерв… Пусть меня повесят, если нас не поведут в такое место, где наших и нога не ступала! Так и знай, ребята: не успеет еще у вас в брюхе свариться гуляш, как нам зададут такую трепку, что…

Замечательно, что чехи в австрийской армии никогда не говорили: «Мы будем драться» или «мы их вздуем», а всегда в такой горькой страдательной форме: «Нам зададут трепку»…

Одиннадцатая рота должна была образовать авангард. Головной взвод, четвертый, под командой кадета Биглера, выслал дозоры вперед и на фланги. Сам кадет Биглер с шестью нижними чинами, в том числе и Швейком, который вызвался охотником, шел впереди. Остальные солдаты шли гусиным шагом по тропинке, чтобы они могли видеть друг друга, подать рукой знак и показать в лесу направление, в котором двигалась голова колонны. Те, которые пророчили, что «им зададут трепку» через час, жестоко ошиблись, ибо отряд шел уже два часа, а неприятеля все еше не было видно. Прошел еще час, третий. Настроение стало лучше, в особенности потому, что и канонада как будто затихла. Кой-кто стал высказывать предположение, что русские отброшены назад и теперь не остановятся, пока не добегут до Москвы. К вечеру весь батальон достиг опушки леса, где ожидал его авангард, не имея приказа двигаться дальше. Нового приказа, что теперь, делать, не поступало. Лишь когда совсем уже стемнело, прискакал ординарец с приказом, чтобы батальон заночевал тут же на месте и дожидался утра для дальнейшего развития боевых операций. Капитан завел свой отряд немного глубже в лес и приказал ему оставаться в полной боевой готовности, чтобы по первому тревожному сигналу все были на местах.

111