Похождения бравого солдата Швейка во время Мировой - Страница 95

— Вон! — рявкнул капитан Сагнер.

Швейк моментально стушевался и спустился в кухню; Балоун успел уже вернуться туда и просил, чтобы его допустили подавать своему поручику Лукашу во время предстоящего ужина. Швейк как раз подошел к началу полемики между Юрайдой и Балоуном. Юрайда употреблял при этом крайне непонятные выражения.

— Ты ведь — ненасытная утроба, — говорил он Балоуну, — и ты жрал бы, пока не лопнул бы. А если бы я дал тебе снести наверх колбасы, ты продал бы за них на лестнице свою душу дьяволу.

Кухня имела теперь другой вид. Каптенармусы всех рот лакомились по старшинству, согласно выработанному Юрайдой списку. Писаря, телефонисты и еще какие-то личйости жадно хлебали из ржавой умывальней чашки разбавленный кипятком рассольник, чтобы тоже хоть что-нибудь урвать.

— Здорово! — крикнул старший писарь Ванек Швейку, обгладывая кость. — Только что здесь был наш вольноопределяющийся Марек и сообщил, что вы снова явились и что у вас новенькая форма. Так вот, из-за вас я попадаю в хорошенькую историю. Марек напугал меня, что нам не отчитаться теперь перед бригадой в вашем обмундировании. Ведь его нашли на дамбе пруда, и об этом было доложено через батальонную канцелярию бригаде. У меня вы значитесь «утонувшим во время купанья», так что вам вообще нечего было возвращаться и доставлять нам лишние хлопоты с вашими двумя комплектами обмундирования. Вы, верно, и не подозреваете, какую вы заварили кашу. Имейте в виду, что каждый предмет вашего обмундирования у меня на учете. Каждый предмет занесен в ведомость на приход. И вот теперь в роте появился лишний комплект. Об этом мне пришлось подавать рапорт командиру батальона. А из бригады получена бумага, что вам выдали там новый комплект. Таким образом батальону надо подавать теперь рапорт по поводу одного заприходованного комплекта, который... Словом, я уже знаю — это пахнет ревизией! Когда дело касается пустяков, ревизоры едут к нам один за другим. Зато когда бесследно исчезают куда-то две тысячи пар сапог, то никто и в ус не дует… Но вот у нас пропал комплект вашего обмундирования, — трагическим голосом продолжал Ванек, высасывая из доставшейся ему кости мозг и выковыривая последние его остатки спичкой, которая служила ему зубочисткой. — Из-за такой дряни у нас непременно будет ревизия. Когда я находился в Карпатах, то у нас назначили ревизию, потому что у нас не соблюдался приказ «снимать с замерзших нижних чинов сапоги без повреждения последних». У нас их большей частью просто стаскивали, не глядя; при этом они в двух случаях лопнули, а у одного они были разорваны еще до смерти... Ну, вот вам и готово дело! Приехал интендантский полковник ревизовать, и если бы ему сразу, как только он приехал, не угодила в голову русская пуля, то я уж и не знаю, чем бы вся эта история кончилась.

— А с него-то самого сапоги сняли? — полюбопытствовал Швейк.

— Сняли, — грустно ответил Ванек, —но так и осталось необнаруженным, кто это сделал, так что не пришлось даже записать полковничьи сапоги на приход.

Юрайда вернулся сверху и первым делом взглянул на Балоуна, который сидел печальный и расстроенный на скамейке возле плиты и с немым отчаянием взирал на свое отощавшее пузо.

— Ты, верно, принадлежишь к секте гезихастов, — сочувственно промолвил образованный повар Юрайда. — Те тоже вот так целыми днями глядели на свой пуп, пока им не начинало казаться, что у них вокруг пупа сияние, как над головой какого-нибудь святого. Тогда они верили, что достигли третьей степени совершенства.

Юрайда полез в духовку и вытащил оттуда кровяную колбасу.

— На, жри, Балоун, — ласково промолвил он, — лопай, когда дают!

У Балоуна слезы брызнули из глаз.

— Дома, когда резали свинью, — плаксиво сказал он, мигом справившись с колбасой, — я всегда съедал сперва хороший кусок мяса, потом рыло, потом сердце, ухо и кусок печенки, потом почки, селезенку и кусок окорока, потом язык, а потом…. — И тихим голосом, словно рассказывая сказку, Балоун добавил: — А потом подавали на стол ливерные колбасы, шесть штук, десять штук, пузатую кровяную колбасу с кашей и сухарями, так что даже и не знаешь, бывало, за что сперва приняться. Все это так и тает на языке, так и благоухает, а человек ест да ест… И теперь я думаю, что пули пощадят меня, но голод меня погубит, и я никогда в жизни не увижу больше таких блюд с колбасами, как у себя дома. До студня я был не особенный охотник, потому что он трясучий и от него мало сытости. Зато моя жена дала бы разрубить себя на куски за студень. А я не оставлял ей в студне даже кусочка свиного уха, потому что всегда сам съедал все, что мне было по вкусу… Да, не умел я ценить ее, то есть хорошую еду и привольную жизнь, а тестя я даже как-то надул с одной свиньей: сам свинью-то зарезал и съел, а ему, бедненькому, ни кусочка не послал. Вот он мне и напророчил, что я когда-нибудь подохну с голода.

— И пророчество его начинает сбываться, — с пафосом воскликнул Швейк.

У Юрайды внезапный приступ жалости к Балоуну уже прошел. Балоун как-то необычайно быстро повернулся к плите, вытащил из кармана кусок хлеба и попробовал было обмакнуть весь ломоть в соус, шипевший вокруг сочного свиного жаркого на большом противне. Юрайда неожиданно ударил Балоуна по руке, так что хлеб полетел в соус; так искусный пловец бросается с высокого трамплина в глубокую воду. Не дав несчастному возможности выловить лакомый кусочек с противня, Юрайда сгреб Балоуна в охапку и выставил за дверь.

Ошеломленный Балоун увидел в окно, как Юрайда достал вилкой подрумянившийся в соусе ломоть хлеба, срезал с жаркого кусок мяса, положил его на хлеб и подал Швейку со словами: