Похождения бравого солдата Швейка во время Мировой - Страница 96

— Кушайте, прошу вас, мой скромный друг.

— Пречистая дева, — хныкнул за окном Балоун, — пропал мой хлеб. — И, размахивая длинными руками, он пошел в деревню поискать, не найдется ли чего перекусить.

Тем временем Швейк, уплетая за обе щеки щедрое угощение Юрайды, говорил с полным ртом: — Эх, и рад же я, что опять нахожусь вместе со своими. Мне было бы очень досадно, если бы я лишился возможности оказывать роте свои ценные услуги. — Он отер стекавшее с хлеба на подбородок сало и продолжал: — Бог знает, что вы тут делали бы без меня, если бы меня там где-нибудь задержали, а война тянулась бы еще несколько лет. 332

— А как по-вашему, Швейк, война еще долго протянется? — с любопытством спросил старший писаоь Ванек.

— Да, лет пятнадцать, — ответил Швейк. — Ведь это ж совершенно ясно: если была когда-то Тридцатилетняя война, то теперь, когда мы стали вдвое умнее против прежнего, она будет продолжаться тридцать лет, деленные на два, то есть пятнадцать лет.

— Денщий нашего капитана, — вмешался в разговор Юрайда, — говорил мне, что он слышал, будто мы, как только займем границы Галиции, дальше уж не пойдем, так как русские начнут тогда переговоры о мире.

— Этакая дрянь! Не желает даже войну вести! — с укоризной промолвил Швейк. — По-моему, раз уж война, так чтобы было всерьез. Я ни за что не согласен говорить о мире, пока мы не займем Петроград и Москву. А то что за интерес в мировую-то войну только немножко повонять на границах! Взять хотя бы шведов в Тридцатилетнюю войну. Ведь как далеко их границы, а вот доходили же они до Немецкого Брода и Липняка и оставили такие по себе следы, что и посейчас в трактирах после полуночи разговаривают «по-шведски», так что не могут понять один другого. А пруссаки? Они нам тоже не соседи, а после них в Липнике какая масса развелась пруссаков! Они даже доходили до Едоухова и потом возвращались назад.

— Между прочим, — сказал Юрайда, которого офицерская пирушка совершенно сбила с толку, — все люди произошли от карасей. Если взять теорию Дарвина, дорогие друзья…

Но его дальнейшие разглагольствования были прерваны появлением вольноопределяющегося Марека.

— Спасайся, кто может! — крикнул Марек. — Только что к нам в штаб прибыл подпоручик Дуб и привез с собой кадета Биглера.

— Прямо страшно было смотреть, — продолжал Марек свою информацию, — как он вылез из автомобиля и бросился в канцелярию. Вы знаете, что я собирался, когда уходил отсюда, завалиться спать. Так вот, только что я растянулся в канцелярии на скамейке и только начал засыпать, как он уже подскочил ко мне. Кадет Биглер крикнул: «Смирно!» Подпоручик Дуб поднял меня на ноги, а затем принялся орать: «Вот я вас и поймал при неисполнении своих обязанностей в канцелярии! Спать разрешается только после вечерней зори». А Биглер добавил: «Согласно § 9 отдела 16 Устава гарнизонной службы». Затем подпоручик Дуб начал стучать кулаком по столу и кричать: «Вы, вероятно, надеялись отделаться от меня, но только вы не думайте, это не было сотрясение мозга, мой череп способен кое-что выдержать». Тем временем кадет Биглер перерыл у меня весь стол и вслух прочел сам для себя какую-то бумагу: «Приказ по дивизии за № 280». А подпоручик вообразил, что тот издевается над его последней фразой, в которой он подчеркнул, что его череп еще может кое-что выдержать; он начал выговаривать Биглеру за его недостойное будущего офицера дерзкое отношение к старшему, а теперь он ведет его к капитану, чтобы пожаловаться на него.

Вскоре подпоручик и кадет появились в кухне, через которую надо было пройти, чтобы попасть в комнату, где сидели господа офицеры и где после свиного жаркого тучный прапорщик Малый, несмотря на частую отрыжку после жирной и обильной еды, исполнял арию из «Травиаты».

Когда подпоручик Дуб вошел в аверь, Швейк крикнул :

— Встать! Смирно!

Подпоручик вплотную подошел к Швейку и прошипел ему прямо в лицо:

— Теперь радуйся! Теперь тебе крышка! Я велю набить тебя соломой и сделать из тебя чучело для 91–го полка.

— Так точно, господин подпоручик, — ответил Швейк, вытянув руки по швам. — Я как-то читал, дозвольте доложить, что в одной большой битве был убит шведский король вместе со своим верным конем. Оба трупа доставили в Швецию, и теперь их чучела стоят в Стокгольмском музее.

— Откуда у тебя такие познания, болван? — крикнул подпоручик Дуб.

— Так что, дозвольте доложить, господин подпоручик, от моего брата профессора.

Подпоручик Дуб круто повернулся, плюнул и повел кадета дальше по направлению к столовой. Но он не мог удержаться, чтобы у самой двери еще раз не оглянуться; с неумолимой строгостью римских императоров, решавших в цирке судьбу раненого гладиатора, он сделал соответствующий жест большим пальцем правой руки и скомандовал Швейку:

— Большой палец оттяни!

— Так точно, — крикнул ему вслед Швейк, — осмелюсь доложить, что я его уже оттянул.

Кадет Биглер был слаб, как муха. За это время он побывал в нескольких холерных пунктах и после всех манипуляций, которым он подвергался как подозрительный по холере, имел полное право невольно и беспрестанно пускать в штаны. В конце-концов он попал в руки специалиста, который не нашел в его экскрементах никаких холерных вибрионов, починил его внутренности танином, как сапожник — рваные сапоги дратвой, и отправил его на ближайший этапный пункт, объявив кадета Биглера «годным к несению походной службы».

Этот врач был так называемый «милейший» человек.